Донецк. Вопрос: "Как прошел день?" больше не считается приличным.У нас теперь все измеряется часами. Иногда минутами.День — так длинно, так долго... Можно не успеть прожить.

«Жизнь прожила хорошую, за все спасибо. А теперь вот до войны дошли. Танки на границе. Придут ли? Выстрелить, батюшка, в них не смогу. Так выстрелить, чтобы убить и дальше жить, ― не смогу. Потому что вроде свои же, русские. Но и землю им отдать тоже нельзя. Подорвусь если с какой гранатой на поясе, чтобы и танк, и я, и не видеть после ничего… Грех ли это?»Отец Петр вздыхает, осеняя себя и Марию крестным знамением. Говорит: «Бог управит. Управит. На Него уповаем».Март 2014.

Герои не умирают. Но злу все равно.

Давеча они сочинили распятого мальчика. Трехлетнего распятого мальчика и его расстрелянную из танка мать. В Славянске. На площади. Ага. При большом скоплении людей.Не надо останавливаться. Мальчик должен воскреснуть. И прийти к своим убийцам. Взрослым дядькой, с бородой и кавказским акцентом. Еще пару месяцев и ты, Россия, напишешь новую Библию. Сюжет о распятии, в целом, готов.

Бабушка Шура присела у окна посмотреть на дорогу. На проспект Ильича. В народе называли его Макшоссе.— Что это, Ирочка? Война? Немцы снова напали? Танки, Ирочка. Десять штук? Напали немцы?— Нет, — сухо сказала уставшая Ирочка.Наши танки? Учения?— Нет, — снова сказала дочь. — Не наши. Наших в городе нет.— Ну что ты тогда меня путаешь! — рассердилась бабушка Шура. — Если наших нет, а танки едут по Макшоссе, это значит фашисты. Опять фашисты. Что же это, Ирочка?